Наше первое выступление должно состояться в Гронингене, в здании, похожем на деревенский клуб. Звукоусилитель, который был заранее заказан промоутером, еще не привезли из Амстердама. Он прибывает только в половине восьмого вечера, так что у нас не остается времени на то, чтобы проверить исправность оборудования. Тем не менее мы начинаем, но на середине первой песни звук начинает то исчезать, то появляться снова — и так несколько раз. Потом раздаются оглушительные завывания, грохот и высокочастотный визг, которые вынуждают слушателей заткнуть уши. У меня был тяжелый день, и я, совершенно нехарактерным для себя образом, обрушиваю свой гнев на несчастных голландских звукооператоров, угрожая разорвать их на части в случае, если они не наладят звук. Во время моей тирады Стюарт играет еще более неистово, чем

303

обычно, и слушатели — большинство из которых типичные хиппи, сидящие со скрещенными ногами на полу (и считающие, что панк-рок — это синоним насилия) решают, что мое поведение

— часть представления, и это злит меня еще больше. Я спускаюсь с довольно низкой сцены в зал и пытаюсь расшевелить эту вялую аудиторию. Я пинаю их, толкаю их, хожу у них по головам. К счастью, они начинают отбиваться, и я возвращаюсь в относительную безопасность сцены.

Тем временем звук, кажется, приведен в порядок, после чего, хотя и с некоторым запозданием, начинается отличный рок-н-ролл. Аудитория поднимается на ноги и разражается восторженная буря, после чего у Стюарта, который играет, как одержимый, внезапно ломается педаль басового барабана, а потом и вся ударная установка разлетается на части. Тарелки, тамтамы и цимбалы раскатываются по всей сцене. Установка замолкает на душераздирающей ноте, и в полной немого ошеломления тишине мы покидаем сцену. Уже закрыв за собой дверь гримерной, мы слышим звуки овации. Аплодисменты, свист и топот. Мне кажется, что все они сошли с ума. Ведь мы выступали ужасно. Впрочем, мы все равно не можем сыграть на бис, потому что ударная установка Стюарта представляет собой груду отдельных деталей. К моменту этого нашего выступления его продолжительность достигла пятнадцати минут по сравнению с десятью в начале, и теперь — очередь Уэйна. Аудитория, уже наученная нами реагировать правильным образом, награждает овацией и его.

В конце вечера каждый из нас получает по банкноте в двадцать гульденов, и мы отправляемся в маленькую дешевую гостиницу в квартале публичных домов. Нас встречает унылая, стареющая женщина, которая, сидя в своем окошке, читает дешевые романы и вяжет детскую одежду в красном мерцании дешевой лампы с абажуром. Мне достается крошечная комната, и хотя из нее, как на ладони, видны обитательницы публичного дома на той стороне ули-304