Между тем хорошо известно религиозное значение воды для кельтов. Пруды, источники и реки рассматривались ими как входы и выходы из загробного мира. Если с человеком поступали подобным образом, это всегда было неспроста. Может быть, ее принесли в жертву, насильственно или добровольно, для того, например, чтобы войти в контакт с миром духов ради нужд тех, кто остался жить. Истины мы не узнаем никогда, но смерть для нее была выбрана на редкость ужасная, и трудно вообразить себе провинность, достойную такого наказания. Однако темная энергия этого события, похоже, не выветрилась до конца, и то грустное чувство, которое наполняет любого человека на этом кусочке земли между рекой и лесом — это воспоминание о том, что здесь произошло.

Археолог спрашивает, что мы собираемся делать с телом, когда его вернут, и я говорю, что мы похороним ее по всем правилам.

Мы стоим на маленьком острове, специально оставленном посередине озера: Труди, я, наши соседи из долины и викарий Джон Рейнолдс, который венчал нас. Девушка из озера лежит в открытом гробу. Ее лицо впервые за два тысячелетия повернуто к небу. Ее изящные кости похожи на кости ребенка, а на груди у нее лежит маленький букет из ярко-желтых цветов. За туманами на дальнем берегу озера стоит одинокий волынщик, и звук его печальной погребальной песни плывет над неподвижной водой. Крышку гроба закрывают, и пока бедные останки опускаются обратно в землю, священник молится, чтобы душа ее нашла, наконец, покой.

Двое моих сыновей, Джо и Джейк по очереди перевозят всех обратно на берег в деревянной лодке на веслах. Это

390

занимает некоторое время, и я покидаю остров последним. Сегодня вечером мы устраиваем домашний праздник с традиционным ирландским оркестром. Мы будем танцевать, пировать и радоваться, но сейчас я хочу ненадолго остаться наедине с древней обитательницей озера. Я спрашиваю себя, случайно ли, что именно нашей семье суждено было ее найти. Это поле возделывалось многие столетия, еще в средние века его как пойменную землю изрезали канавками и желобами, чтобы луг равномерно орошался. Но никто не заметил и не потревожил мертвого тела. Возможно, другие люди, натолкнувшись на эти кости, не придали бы им значения. Они продолжили бы свою работу, а останки выбросили бы прочь, не задумываясь. Какое-то романтическое настроение заставляет меня думать, что она ждала, когда ее обнаружат, чтобы ей воздали должное, чтобы хотя бы отчасти была исправлена чудовищная несправедливость прошлого. Но в то же время я не могу не думать о родителях, о том, что я не был на их похоронах, не исполнил свой последний долг перед ними. Я спрашиваю себя, не пытаюсь ли я таким символическим способом смягчить свой проступок.

Свежая могильная земля окружена зарослями диких ирисов, вероник и пучками очень маленьких синих цветов, чье название я никак не могу вспомнить, хотя точно видел их раньше. Я встаю коленями на траву, чтобы поближе разглядеть цветок, и вижу пятиконечную желтую звездочку в окружении пяти синих лепестков. Я немедленно вспоминаю маленький цветок, который видел в бразильских джунглях столько лет назад, цветок, который рос из темной щели между камнями церковных ступеней и отчаянно тянулся к свету.

Я срываю три крошечных цветка, осторожно кладу их на ладонь и, переправившись на берег, иду к дому.

Приготовления к празднику идут полным ходом. Ирландский оркестр уже собирается в холле, из

кухни доносится запах вкусной еды, дом весь в цветах, и по мере

391

наступления вечера всюду зажигаются свечи. Я нахожу Труди в библиотеке.

— Ты выросла в деревне, скажи мне, что это за цветок. Я не могу вспомнить, — говорю я, протягивая ей три маленьких синих цветка.

Она задумчиво смотрит на них, теребя пальцами крошечный букет, и маленькие синие с желтым цветы пляшут на свету, который льется из окна.

— Смешной вопрос.

— Что в нем смешного? — озадаченно спрашиваю я.

— Потому что они называются незабудки, — говорит она, смеясь, — именно так: незабудки! Она возвращает их мне:

— А почему ты спросил?

— О, это долгая история, — говорю я с улыбкой, не в силах выразить словами то множество воспоминаний, которое, как толпа привидений, наполняет комнату.

Теперь бывший луг стал куда более веселым местом, а озеро сделалось пристанищем водоплавающих птиц. Весной здесь вьют гнезда дикие утки, гуси и даже лебедь. С берега можно увидеть холм, возвышающийся над травой. Здесь лежит наша незнакомка. Она лежит под плакучей ивой, среди ирисов, вероник и незабудок с синими лепестками и желтыми серединками. Мне нравится думать, что она, наконец, обрела свой покой, и все, что когда-то было разбито, теперь, так или иначе, склеено. 392

Посвящение

Эта книга посвящается памяти моих родителей, Эрни и Одри, и моих бабушек и дедушек: Тома и Агнес, Эрнеста и Маргарет; тетушке Эми, Томми Томпсону, Барбаре Адамсон, мистеру Макгафу, Биллу Мастальо, Бобу Тэйлору; Дону Эдди (Phoenix Jazzmen), Найджелу Стейнджеру и Джону Пирсу (Newcastle Big Band); Кении Кирклэнду, Тиму Уайту и Киму Тернеру. Я никогда не забуду вас.

393