108

Е. В. Герцман

секретом он владеет. Но он вынужден был молчать, хотя молчание обернулось для него неимоверной пыткой. Оно его мучило и днем, и ночью. Ведь то, что знает он — не знает никто. А как бы все были ошеломлены, когда узнали бы, что у их царя ослиные уши. Вот это тайна! Тайна тайн! Брадобрея переполняла гордость за себя: он один-единственный человек, посвященный в этот секрет.

Нет, дальше так продолжаться не может. Он больше не вынесет пытки молчанием. И обезумевший брадобрей несется на берег моря, кидается на песок, выкапывает ямку и шепчет в нее: «У царя Мидаса ослиные уши!» И сразу же ему становится легче. Он словно

освобождается от тяжкого, непосильного для себя бремени, как будто

сбрасывает с себя оковы, не дававшие ему возможности двигаться и жить. Он уже предвосхищал, как его измученная душа наконец-то успокоится... Но что это?

На том месте, где только что была вырытая им ямка, стал из песка подниматься тростник, рядом с ним — другой, а там — третий.

Брадобрей, как зачарованный смотрел перед собой: из очень маленькой ямки, словно по мановению волшебника, вырос лес

тростника. Неожиданно подул сильный ветер. Тростник раскачивался

в разные стороны и издавал гул. Затем шум целого тростникового леса слился в единый голос, гремящий на всю округу. Когда брадобрей прислушался, то он различил среди гула отдельные слова. Звучание становилось все громче и громче, а слова яснее и отчетливей. И наконец брадобрей услышал в шуме тростникового леса то, что сам сказал в маленькую ямку: «У царя Мидаса ослиные уши!» Но теперь эти слова были еще усилены эхом окружающих гор. Словно

над всем миром летел громоподобный глас: «У царя Мидаса ослиные уши!»

Великая тайна перестала быть тайной, и вся Фригия ее узнала, а за ней — и весь мир. Если бы люди могли догадаться, что Мидас

пострадал за свои убеждения, за свою любовь к национальной музыке,

то они бы не смеялись над ним и не судили его слишком строго.

Но все же Мидас пострадал не так сильно, как сам Марсий. Побежденный музыкант был приговорен Аполлоном к страшной смерти: с него живого должны были содрать кожу. Поистине нужно

быть Аполлоном-губителем, чтобы придумать столь жуткую казнь

за то, что Марсий осмелился тягаться в искусстве с богом. Аполлон хотел не только покарать строптивого авлета, но и проде монстрировать всем, какая участь ожидает того, кто когда-нибудь захочет последовать примеру Марсия и вновь попытается оспаривать художественное первенство Аполлона.

По свидетельству Плиния Старшего (XXXV 66), в римском храме Согласия находилась картина Зевксида, знаменитого греческого художника из Гераклеи (вторая половина V в. до н. э.), изображающая казнь Марсия. Сама эта картина не сохранилась. В нашем распо-