Одного из ранних апологетов христианства, латиноязычного писателя первой половины III века Арнобия («Против язычников» VII 32) удивляла вера язычников в то, что Юпитер перестанет раздражаться, если во время богослужения будет продекламирован отрывок из комедии знаменитого римского комедиографа Плавта «Амфитрион», или если верующие будут изображать в танце сюжет легенд, связанных с такими мифическими персонажами, как Европа, Ганимед и Даная. Арнобию было непонятно, почему великая Мать богов Кибела смягчит свой гнев, если актеры продекламируют всем известное предание о трагической смерти Аттиса, или почему Венера Должна забыть обиду, если она увидит танцора, изображающего Адониса, мифического двойника Аттиса. Арнобий (там же, VII 36), обращаясь к язычникам, как к малым неразумным детям, с сожалением пишет: «Вы убеждены, что звуки инструментов, игра на тибиях... доставляют удовольствие богам и приятны им...»

Христианину остались непонятны языческие методы контактов С божеством. По его глубокому убеждению, контакты эти должны "ьхаи происходить иначе, приблизительно так, как они осуществлялись в христианской литургии в его времена, когда исполнение

58

Е. В. Герцман

песнопений чередовалось с декламациями из книг библейского свод;] и соответствующими молитвами.

Однако древний язычник свято и искренне верил, что его музыка, пение, танцы, декламации приятны богам. Он был убежден, что боги всегда незримо принимают участие в этих обрядах и от их художественного качества зависит настроение богов и их благосклон ность. Широко известен фриз знаменитого Парфенона, изображающий шествие танцующих и поющих верующих. На нем представлена 15 группа олимпийских богов, которые, невидимо для участников процессии, радуются, глядя на эллинов. На этом фризе скульптор в художественной форме запечатлел основной принцип общения меж ду язычниками и богами: хорошо организованный обряд богослужения — залог доброго отношения богов.

Но «хорошо» понималось только в параметрах архаичного мышления. Ведь огромное большинство языческих обрядов формировалось в древнейшую эпоху. И хотя ко времени Арнобия многие из них претерпели изменения, их принципы все же должны были соответствовать нормам, культивировавшимся на протяжении веков. Поэтому обряды, сохранившиеся даже до заката язычества, воплощались к форму, оценивавшуюся по самым высоким художественным Крите риям античности. Ритуал богослужения был неделимым актом, и котором не существовало разрывов между религиозным и художественным.

Страбону (X 3, 9) удалось передать эту особенность языческого религиозного действа. По его словам, священные обряды издавна совмещались с праздничным отдыхом. Причем такой «обычай являло! общим для греков и варваров» (словом рарраро^, «варвар», греки называли тех, кто не был греками), а значит, всеобщим и для всего древнего мира. Как считает Страбон, отдых отвлекает ум от каж додневных человеческих забот, а это, в свою очередь, способствует приобщению к божественному, ибо к «божественному обращается подлинно свободный разум». Греческий писатель подразделяет обряды на те, которые справляются с религиозным исступлением или спокойно, тайно или открыто, с музыкой или без нее. Касаясь последней характеристики, он отмечает, что «музыка, сопровождающая пляску, шествие и песню, приводит нас в соприкосновение » богами». По его мнению, это достигается «одновременно как вызывае мым ею удовольствием, так и художественностью» (последнее слове; Страбона — «каШтехдча», буквально обозначающее «прекрасное искусство»).