ОЧЕРК ВТОРОЙ ЯЗЫЧЕСКИЕ ПОКЛОНЕНИЯ

Эти странные древние боги

«Каждая вера выражается при помощи соответствующей музыки. .. Расстояние, которое отделяет дикие оргии Кибелы от торжественного ритуала католической церкви, количественно выражается в Пропасти, которая отделяет нестройный гул кимвалов и бубнов от величественной гармонии Палестрины и Генделя. Сквозь различную музыку проглядывают здесь различия духовного порядка».

Эти слова принадлежат выдающемуся этнографу рубежа XIX— XX вв. Джеймсу Фрэзеру. Весь их пафос направлен на утверждение Двух идей: духовный уровень религии оказывает решающее влияние на художественные достоинства религиозной музыки и своеобразие веры накладывает отпечаток на специфику музыки богослужения.

Спору нет, духовное превосходство христианства над язычеством очевидно. Но когда Дж. Фрэзер сравнивает языческую музыку античности (вновь напомню, что ни он, ни кто-либо другой, начиная чуть ли не со средневековья, не мог ее слышать) с музыкой Палестрины и Генделя, то он сопоставляет несопоставимые явления. Бессмысленно применять одни и те же критерии к образцам искусства, время создания которых отличается более чем на тысячелетие. Ведь В течение этого громадного исторического периода радикально изменялись нормы художественного мышления, а вместе с ними постоянно подвергались переосмыслению и художественные критерии. Сопоставление же вне единых критериев — абсурд, особенно если дело касается столь утонченной и индивидуальной сферы творчества, как совдание музыкального произведения. Чтобы в этом убедиться, достаточно попытаться сравнить художественные достоинства богослужебной католической музыки, созданной в различные исторические периоды (не говоря уже вообще о попытке сравнения в рамках всей Христианской религиозной музыки): древнейшие из сохранившихся образцов григорианского хорала, духовную музыку Баха и Генделя, а также духовные произведения Стравинского и Мессиана. Сопоставление художественной ценности этих величайших достижений

56 В. Герцман

композиторского творчества — занятие явно бесполезное. А уж тем более обречены попытки сравнения памятников музыки, отдаленных друг от друга на тысячелетия.

Конечно, с позиций слухового восприятия XIX—XX вв. произведения Палестрины и Генделя куда «благороднее», чем музыка античных языческих богослужений, которую мы представляем себе по описаниям древних авторов. В этом нас как будто «убеждают» не только примитивные (с нашей точки зрения) инструменты, использовавшиеся тогда, но и вообще все, что мы знаем об античной музыке Однако такоя мнение — не более чем наша собственная реакция, реакция людей, воспитанных на определенных традициях европейской музыки нескольких последних столетий, волею фантазии перенесенных на два тысячелетия назад, в совершенно иные исторические, общественные, духовные и художественные условия. В последнем разделе настоящей книги более подробно речь пойдет о том, что получилось бы, если бы мы смогли реализовать столь бурный полет нашей фантазии. Сейчас же достаточно обратить внимание только на то, что наша реакция на воображаемую нами музыку языческого богослужения не имеет ничего общего с тем, как ее воспринимали древние греки и римляне. Они слушали ее от рождения и до самой смерти, другой музыки не знали и воспринимали ее одновременно с основными и важнейшими представлениями о жизни, природе, человеческих отношениях, добре и зле, то есть обо всем том, что воплощалось в их богах, являвшихся для них реалиями бытия и сознания, С этой точки зрения их религиозное и музыкальное воспитание и мышление едины.