Таков миф о несчастной Аэдоне и происхождении соловья. Миллионы людей наслаждаются его пением, сложными и переливчатыми трелями, краткими и продолжительными распевами. Среди певчих птиц нет равных ему. Поэтому многие античные авторы называют авлос «соловьем». Гесихий, например, утверждает, что Еврипид авлосы называл «сделанными из лотоса соловьями». Многие метафорично именовали соловьем язычок авлоса.

Следует ли отсюда, что характер звучания авлоса действительно приближался по тембру к соловьиному пению? Вряд ли!

Как уже указывалось, одни авлосы делались из самшита, другие —• из лотоса, третьи — из рогов, четвертые — из слоновой кости, пятые ковались из меди. Инструменты, сделанные из различного материала, имели различную длину, неодинаковые регистры и диапазоны. Поэтому и тембры их были различны. Существовали «пискливые» авлосы, звучащие в высоком регистре и облагающие очень маленьким диапазоном. Наряду с ними использовались «низкозвучные» фарифдоууоО авлосы с достаточно широким диапазоном. А между этими двумя разновидностями практиковались еще многие, отличающиеся друг от друга почти всеми своими звуковыми и техническими параметрами. Иначе говоря, нужно вести речь об обширном семействе авлосов, состоявшем из самых разнообразных типов инструмента.

Поэтому когда античные авторы именуют авлос «соловьем», то это следует понимать не как буквальную темброво-акустическую параллель, а скорее как высокую оценку эстетических свойств инструмента: подобно тому как среди птиц прекрасней всех поет соловей, так и авлос — самый лучший среди музыкальных духовых инструментов, ибо остальные духовые инструменты (сиринга и сальпинкс, но о них позже) не могли сравниться с ним ни по тембровым, ни по художественным возможностям.

44

Е. В. Герцман

Исполнители на авлосах именовались авлетами, а на тибиях — тибистами. Они носили кожаную ленту, называвшуюся «форбеей» (форреш). Считается, что ее использование было связано с тем, что исполнение на этих инструментах требовало значительных дыхательных усилий. Форбея, опоясывавшая нижнюю часть лица, крепилась на затылке и имела узкое отверстие в отрезке, проходящем через уста. Ее назначение во многом остается неясным. Одни считают, что главную свою задачу форбея выполняла благодаря этому отверстию, ибо из-за его узости воздух проходил с бблыпей силой, чем при обычном вдувании в инструмент. Другие склонны видеть важнейшую цель форбеи в том, что она не допускала чрезмерного надувания щек и тем самым, опять-таки, способствовала усилению струи воздуха. Третьи же предполагают, что ее использование вызвано чисто эстетическими причинами, так как благодаря форбее, сжимающей щеки, слушатель не видел перед собой человека «с раздувшимися, надутыми, опухшими, вдутыми и наполненными воздухом щеками, с отягощенными кровью глазами, а также с застывшим, непроницаемым выражением лица...» (Поллукс IV 68). Иначе говоря, форбея, наложенная на щеки авлета, якобы помогала скрыть неприглядный вид напряженного лица исполнителя.