довольно серьезное свидетельство, донесенное до наших дней школой

Аристотеля. В псевдо-аристотелевских «Проблемах» есть один параграф (XIX 28), который дает основание еще больше приоткрыть

На службе у государства 209

завесу над интересующей нас загадкой: «Почему то, что поют,

называют номами? — Потому что прежде, чем [люди ] научились * грамоте, они пели свои законы, чтобы не забывать [их], как еще [сейчас ] обычно бывает у [скифского племени ] аготирсов. И поэтому позднее [люди] дали песням кифародов то же самое название, |которое [носили их] первые [песни-законы]».

Можно по-разному относиться к этому сообщению, но игнорировать его нельзя. Целесообразно на его основе попытаться извлечь из небытия самые главные и трудно высвечиваемые контуры смысловой направленности в деятельности Терпандра. Пусть они будут предположительными и во многом базирующимися на догадке. Но в настоящее время у нас нет другого способа хоть как-то попробовать пробить -толщу веков и приблизиться к пониманию общественного смысла

"музыкального нома в первой половине VII в. до н. э.

Представим себе, что вторгшиеся на рубеже XII—XI вв. до н. э. в Лаконию дорийцы должны были постоянно держать в узде местное ахейское население. Сопротивление последних могло то нарастать,

|то угасать. Но реальность оставалась неумолимой: дорийцы осели

на лаконской земле, и оба народа постепенно начали ассимилироваться друг с другом. Некоторые ахейцы смирились с завоевателями, видя их силу, а некоторые — даже вступили в родственные связи с

пришельцами. Наиболее же благоразумные из дорийцев понимали,

что без мира с местным населением невозможна нормальная, спокойная жизнь. Вместе с тем, среди ахейцев не могла быстро погаснуть

ненависть к завоевателям, а у дорийцев оставалось стремление утвердить себя силой. Поэтому здесь должны были одновременно сосуществовать как миролюбивые, так и антагонистические тенденции.

Однако жизнь требовала мира. Он мог быть достигнут только благодаря договору между всеми втянутыми в конфликт силами. Иначе говоря, требовался закон, который регламентировал бы нормы жизни людей, населяющих Лаконию, учитывал бы их права и желания,

удовлетворял бы всех и служил гарантией от всяких неожиданностей и своеволий.

Можно предположить, что в конце концов такой закон был провозглашен. Но хорошо известно, что между формальным принятием закона и его всеохватывающим действием — длительная и сложная

дистанция. Принятый закон становится реальной силой только в

том случае, если он входит в умы и сердца еще вчера враждующих

людей, если он утверждается как обязательное и необходимое знание