был рожден не богом, а простым человеком. Однажды, в самый канун нескольких свадеб, разбойники похитили группу афинских

девушек, которые должны были выйти замуж. В городе воцарился

■

138

Е. B. Герилман

траур, и все уже оплакивали несчастных девушек. Но вдруг они неожиданно возвратились. Привел их отважный и храбрый юноша Гименей. Повсюду начали греметь возгласы: «О, Гимен, о, Гименей!» Под эти возгласы и состоялись свадьбы спасенных девушек. С тех

пор Гименей был обожествлен, и на каждой свадьбе поют гимн в

его честь. Он открывает всякое свадебное шествие, возглавляя его на своих белоснежных крыльях. Поэтому в течение всего пути от дома невесты к дому жениха звучала свадебная песнь, с постоянно повторяющимся рефреном: «О, Гимен, о, Гименей!»

После прибытия молодой жены в новый дом она начинала испол

нение священных обрядов у домашнего очага. Отныне она его хранительница и поэтому нужно задобрить духов домашнего очага. Затем начиналось пиршество, после которого невесту и жениха провожали к опочивальне. Прощаясь с ними, гости пели особую разновидность специальной песни «эпиталамы» (ётбаЛацюу, от баХацод — опочивальня, брачный покой), которая называлась «ка-такойметикон» (хатахоьцпнхбу, от хатахоьцау — укладывать спать). Это была своеобразная колыбельная песенка, со словами, полными намеков и двусмыслиц. Спев ее, гости расходились по домам, но

наутро они вновь собирались перед спальней молодоженов, чтобы

пропеть им вторую разновидность эпиталамы — «диегертикон» (биг/ертшбу цеХод— песнь пробуждения).

Трапеза с музыкой

«...Во весь день до зашествия солнца блаженные боги Все пировали, сердца услаждая на пиршестве общем Звуками лиры прекрасной, бряцавшей в руках Аполлона, Пением Муз, отвечавших бряцанию сладостным гласом».

Так в переводе Н. И. Гнедича звучит четырехстрочный фрагмент, расположенный в конце первой песни гомеровской «Илиады» (I 601—604). В приведенном отрывке запечатлен один из древнейших

обычаев, существовавший у многих народов с доисторических времен, .— трапеза с музыкой. При различном уровне культуры, неодинаковом укладе жизни, этот обычай уравнивал всех: эллинов и варваров, римлян и гетов, этрусков и финикийцев, скифов и персов.

Эллины следовали такой традиции издавна. Поэтому и их боги не

могли пировать без музыки, так как земной обычай был перенесен

на небожителей.

К сожалению, в поэме Гомера не сказано, о чем пели музы, когда остальные олимпийцы наполняли свои божественные желудки. Но в «Одиссее» (VIII 72—74), где рассказывается о пире у царя феаков Алкиноя, в подобной ситуации певец Демодок поет «славные деяния мужей»: о храбром Ахилле, о мудром Одиссее. Аналогичным образом другой гомеровский певец Фемий («Одиссея» XI, XVI) поет