«рифма». Поэтому когда от поющейся метрической прозы, лишенной

Рифмы, отнимают ее мелодическое содержание, дававшее эмо-Йионально-звуковое наполнение, то остается текст, выраженный лишь

III

E. ß. Герцман

схематизированной последовательностью ударных и безударных слогов. Нетрудно представить себе, насколько обедненным оказывается полученный результат по сравнению с тем, что представляла собой омузыкаленная поэзия во времена античности.

Однако поэзия не только пелась, но и танцевалась. Без пляски она была также нема, как и без музыки. Лукиан («О пляске» 23) безапелляционно утверждает, что «пение сопряжено с пляской». Эта сопряженность проявляется в том, что, по его мнению (там же, 62), танцор «должен движениями представлять содержание песни». Например, любой миф, изложенный в музыкально озвученном стихотворении, получал свое «подтверждение» в движениях и жестах. Танцем могло передаваться все: борьба титанов, судьба Семелы и Прометея, сказание о Девкалионе, легенда о похищении Европы, предание о Дедале и Икаре и т. д. Греческий ритор IV в. Либаний («Речи» 64 Г 13) применял даже выражение «выплясывать песню». Само название танца с песней — «гипорхема» (йтгорхл^а) понималось как танец (орхпца), подчиняющийся (т)ло) стихотворному сюжету. Даже бессмертный Аполлон, вдохновитель и покровитель художественного творчества, также определялся как «мольпаст» (|1оХласпт|с,), что подразумевало одновременно и певца, и танцора. Считалось даже, что такие знаменитые музыканты, как Орфей и Мусей, «принадлежали к лучшим танцорам своего времени» (Лукиан, «О пляске» 15).

Это естественно, ибо музыкально-поэтическое искусство могло существовать только при «танцевальном обеспечении». Без него даже самая великая музыка и гениальная поэзия теряла в глазах современников какую-либо ценность. Во многих случаях не танец сопровождал песню, а наоборот, песня служила иллюстрацией к танцу, он же выполнял основную художественную функцию. Только при таком положении Либаний («Речи» 64 Г 88) мог считать, что «песня изобретена ради танца». В этих словах совершенно ясно выражено античное понимание одного из вариантов взаимоотношений между

песней и танцем.

В «Жизнеописании Пиндара», являющемся, скорее всего, плодом

работы античных филологов-комментаторов, в каталог произведений

мастера внесено «две книги гипорхем», то есть танцевальных песнопений на определенный сюжет. Дошедшие до нас отрывки из

гипорхем, приписывающиеся Пиндару, показывают, что в них могли быть использованы многочисленные танцевальные движения и мимические жесты. Овидий («Письма с Понта» I 1, 38) упоминает о «пляшущем певце» и о танцах, сопровождающих его песни (Овидий «Скорбные элегии» V 7, 25).